Современная молодежная культура формируется на основе самых разных течений и направлений, движений и субкультур. Среди них есть такие, которые пришли с Запада вместе с музыкой, и с Востока вместе с модной ныне философией. Но есть и такие самобытные течения, которые возникли в нашей некогда большой стране без постороннего влияния. Одна из них это так называемая блатная субкультура.

Ее проникновение в среду подростков чаще всего связывают с периодом жестоких сталинских репрессий, когда тысячи человек находились в исправительно-трудовых колониях. Среди них было большое количество подростков, детей врагов народа, беспризорных, а также осужденных за мелкое хулиганство или по наговору анонимных «доброжелателей».

Система ГУЛАГ была предназначена не столько для исправления, сколько для воплощения грандиозных коммунистических идей. Ей как воздух требовались крепкие молодые работники. Сроки в то время были такими большими, что человек уже заранее был обречен закончить свои дни за колючей проволокой.

Из 155 тысяч подростков, находившихся в 53 лагерях и 50 колониях для несовершеннолетних с 1935 по 1940 год, более трети были осуждены за хулиганство. Подростки вносили в фольклор лагерей и колоний свои традиции, сформировавшиеся еще в дворовых компаниях на воле.

Тема потерянного детства, нищеты и беспризорности проходила через суровый климат отношений старших заключенных, обретала новые жесткие очертания и постепенно прижилась повсюду, где сидели подростки. Стала формироваться и крепнуть особая подростковая субкультура.

Однако в сороковые годы эта субкультура уже фактически сформировалась, а вот ее начало относится, скорее всего, к периоду Гражданской войны, когда миллионы людей остались без крова над головой, потеряли своих родных и близких и вынуждены были любыми средствами добывать себе пропитание.

Уже с начала 1920-х годов в школьной подростковой среде приживается блатной язык, этот жаргон, на котором освобожденные из царских застенков «свободные пролетарии» среды воров и грабителей пели во дворах свои песни и выкрикивали с трибун лозунги. Впоследствии, когда зародившаяся милиция рассадила бывших союзников обратно по камерам, жаргон перешел к подрастающему поколению беспризорников и хулиганов.

Между блатными и беспризорниками было много общего, включая особую игровую манеру поведения и свободный образ жизни. Все это очень привлекало подростков. Подростки перенимали своеобразную культуру у блатных, а те перенимали новые веяния молодежи. Таким образом, обе субкультуры как бы дополняли друг друга.

В среде подростков стали популярны песни и мелодии блатных, наколки и стиль одежды. Применение в повседневной речи и письме ненормативной лексики и жаргонных словечек становится настолько привычным и обыденным, что некоторые взрослые начинают принимать это за особый признак подросткового возраста. И даже удивляются, если не наблюдают у подростков этого признака.

Однако сложившаяся подростковая субкультура по-прежнему остается вне общества, ее представители существуют в нем на правах изгоев. На разных этапах своего развития общество изгоняет из своих рядов определенный человеческий материал. Таким образом, обществом могли быть изгнаны активные личности, бунтари, протестующие против сложившихся норм и правил и находящие выход своей энергии в творчестве, чудачестве или преступлении.

Подростковая субкультура представляла собой неформальное движение пассивного характера. По сравнению с блатной субкультурой субкультура подростков не выражала собой активный протест, она не призывала к каким-то определенным действиям, а потому на первый взгляд не представляла никакой угрозы для общества. Тем не менее, влияние блатной субкультуры сказалось впоследствии на росте подростковой преступности уже в брежневскую эпоху Застоя.